Вещи, которые есть у каждого россиянина в доме, но их нет нигде больше в мире
Катя звонит, не сдерживая смеха: «Ты не поверишь, что у меня происходит!» К ней приехал французский коллега Пьер. Для него привычный российский быт стал экспозицией редких артефактов, пишет автор Дзен-канала.
Первое утро Пьера началось со щелчков фотоаппарата и бесконечных вопросов: «Что это? Зачем это? Как это работает?» Он изучал культуру чужого племени, записывая всё в блокнот и удивляясь привычкам хозяев квартиры.
Сервант как музей
Пьер был шокирован сервантом с хрусталем. Посуда за стеклом казалась ему музейным экспонатом: «Это музей? Вы что, боитесь разбить?» Когда Катя объяснила, что хрусталь используется только для торжеств и достался ей в наследство от бабушки, французу не удалось понять идею хранения красивой, но редко используемой посуды. Особенно его поразили двенадцать рюмок: «Вы часто собираете компанию из двенадцати человек?» — спросил он. Услышав, что рюмки стоят без дела, Пьер был откровенно озадачен. Когда он выпил из одной рюмки обычную воду, Катя чуть не упала в обморок: для неё это был символ праздника, а для гостя — просто стакан.
Коллекция банок и пакет с пакетами
Затем Пьер наткнулся на шкаф с пустыми банками. Он искренне посчитал это мусором: «Зачем держать банки два года, если их можно просто купить?» Катя пыталась объяснить принцип «а вдруг пригодится» — для консервации, хранения круп и рассады. Но логика французского гостя была иной: у него всё упорядочено и рассчитано. Особое удивление вызвала банка от французского паштета, которая жила у Кати уже три года. Пьер воспринял её как рекламный сувенир. А пакет с пакетами он назвал «русской матрёшкой». Для него идея хранить тысячи одноразовых пакетов осталась загадкой: во Франции используют мусорные мешки и многоразовые сумки.
Ванная как уютная гостиная
Ванная комната стала третьей зоной культурного шока. Ковёр на полу показался Пьеру неуместным: «В мокром помещении он заведётся плесенью», — сказал он и предложил использовать полотенца. Занавески на окне и декоративные мелочи удивили его ещё больше: во Франции ванная — это сугубо техническое помещение, а не место для уюта. Полочка с сотнями косметических средств показалась ему избыточной: «Зачем столько кремов и шампуней? Одного достаточно», — говорил он.
Что это показывает
История Кати и Пьера — это не просто курьёз о культурных различиях, а яркий пример того, как быт формирует наше восприятие мира. Для русских многие вещи несут эмоциональную или практическую память: это наследие, привычки «на всякий случай», стремление создать уют. Для Пьера же важны рациональность и минимализм, где каждая вещь имеет конкретную функцию. Их диалог напоминает нам, что привычное для одного может казаться экзотикой для другого — в этом есть место и юмору, и пониманию.
Катя звонила в истерическом смехе: её французский гость Пьер воспринимал обычную российскую квартиру как музей редкостей. Он фотографировал всё подряд, записывал свои наблюдения и с удивлением рассматривал вещи, которые для нас — часть повседневности.
Пьер признался, что русский дом — самый уютный из всех, где он бывал. «Здесь каждый уголок обжит, чувствуется забота и любовь; вы не просто живёте, вы создаёте маленькие вселенные», — сказал он. Может быть, именно в этих «странностях» и есть наша сила: умение превратить квартиру в дом, а дом — в крепость души.
После разговора я посмотрела на свой дом глазами Пьера и обнаружила те же черты: банки, пакеты, гостевые тапочки, запасы круп. Я узнала себя в рассказе Кати и поняла: да, мы странные, но это замечательная странность, которая и делает нас собой.